Сентябрь одна тысяча девятьсот девяносто второго года.

Оставив автомат стоящему на подножке грузовика Ломову, чье лицо в медицинской маске горе ремонтники опознать не смогут, убрал металлический прут, который самолично вчера воткнул в щель между бетонных блоков, чтобы он не давал открыть дверцу «Нивы», вытащил за шиворот из-за руля прораба и потащил его к недостроенную коробку коттеджа.

Прораб старательно отворачивался от меня, одновременно косясь на кобуру, виднеющуюся из-под ветровки. Я прислонил слабо соображающего мужика к в черновую оштукатуренной стене, встал напротив, держа дистанцию в три метра.

— Я не знаю, на что ты надеешься, но ты мне живой не нужен. Моя женщина дала тебе деньги, а ты решил ее кинуть, и поэтому убил.

— Какая женщина? Как ее зовут?

— Алла Петровна Клюева. Помнишь такую? Директора магазина, за ремонт которого ты взял нехилую сумму, но ничего не сделал.

— Мы сделали, мы почти все сделали… -взвыл мужик.

— Да ты глумишься, никак, надо мной? На смотри, сколько вы сделали! — я сунул прорабу в лицо акт обследования магазина, с перечислением тех, немногих работ, что выполнили его подчиненные. Сомневаюсь, что бригадир алкоголиков что-то разобрал на дрожащем перед его глазом листе бумаги: — Все, что вы, якобы, сделали, требует переделки. А когда Алла предъявила тебе претензию, вы ее убили…

— Да как убили, то? — захныкал мужик: — Мы пальцем никого не трогали…

— Смотри. — я достал из бумажника фотографию свежей могилы: — Смотри, смотри сюда! Видишь? А знаешь, как ее убили? Черенком от лопаты! Что, скажешь не ты?

Прораб упал на колени и стал истово крестится:

— Мужик, Богом клянусь, никого не убивал!

Я встал на колени, и глядя ему в глаза, еле слышно, но с полной убежденностью, зашипел: — Если не ты, значит кто-то из твоих! И мне все равно, кто из вас это сделал. Ты, ты за все отвечаешь!

Прораб сломался минут через пять. Потом он долго плакал, вытирая соленые слезы, текущие по обветренному лицу и подписывал бумаги, что он в течении года обязуется отдать деньги за несделанные в магазине Аллы работы.

Напоследок я вывел из машины трех оставшихся сотрудников, уточнил у них их данные и сообщил дерганому парню по имени Сергуня, что у него три дня на то, чтобы найти замкну разбитому стеклу и вставить его на место. Если Сергуня в указанный срок не справится, то начнет тикать часики, отмеряющие трехдневный срок у его коллег, у всех трех.

Дима Ломов предлагал напоследок пострелят из автомата над головами так и стоящих у стенки работников, но я его отговорил. Не стоит оставлять лишние следы.

Естественно, что через три дня, бухающий каждый день Сергуня уже не помнил о том, что он кому-то что-то должен. На четвертый день я дежурил по РОВД на сутках. Сказав дежурному по райотделу, что есть возможность выловить подозреваемого по заявленной днем краже из офиса, а если надо, то я взял с собой рацию, я поставил машину у одного из подъездов длинной, панельной девятиэтажки и стал ждать, внимательно прислушиваясь к еле слышному бормотанию рации.

Нудный осенний дождь торопливо сыпал с серого неба ледяные капли, двор опустел и никому не было дело до темной тени в белой «Ниве» с грязными номерами, что приткнулась в длинный ряд мокрых легковушек.

Сережа появился после десяти часов, неловко обходя, разлившиеся по всей ширине дорожек, лужи. Он него несло свежей сивухой, а в руке он нес пакет с еще одной бутылкой. Я зашел вслед за парнем в подъезд и два раза ударил по руке, которой он опирался о стену, обрезком толстого черенка. Звон разбившейся о бетонные ступени бутылки, вонь дешевого плодово-яблочного пойла и скулеж, завалившегося в темно-вишневую лужу Сережи, оставили за моей спиной неповторимый букет неотвратимости наказания. Чтобы у парня не оставалось сомнений, что с ним произошло, я дождался сообщения из больницы и выехал туда в рамках исполнения своих служебных обязанностей.

В пять часов утра, измученный болью в сломанных косточках кисти, Сережа был вырван из объятий сна, которым он смог ненадолго забыться.

— Доброе утро, потерпевший. — я потрепал больного по обмазанной зеленкой повязке.

— Уй. — безусловно, несчастный алкоголик узнал меня, но я уточнил у него этот момент.

Потом мне долго угрожали посадить, разорить, затаскать по судам и лишить погон, но в конце концов Сергей написал, что обстоятельств случившегося с ним он не помнит, вполне вероятно он, находясь в сильной степени опьянения, соскользнул со ступени и неудачно упал на руку с высоты собственного роста. Через полчаса я тепло попрощался с потерпевшим и вышел из стонущей и плачущей во сне, палаты, у меня еще пару человек в этой больнице надо было опросить.

Надо сказать, что коллеги Сергея намек поняли очень хорошо. Через два дня мне позвонил Батыр и попросил приехать. Когда я доехал до магазина, несколько человек заканчивали устанавливать в металлический паз рамы огромное стекло. На прощание прораб сунул мне в руку двести долларов, начав досрочно гасить свою задолженность. Не знаю, насколько его хватит, но в случае задержки, я обязательно о себе напомню, если, конечно, оба будем живы.

Через три дня, когда помещение магазина окончательно просохнет, я планировал собрать его трудовой коллектив, который одновременно владел двадцатью тремя долями в праве в общем имуществе организации. Предстояло обозначить свою роль в этом разномастном собрании женщин, привести их в чувство и начинать работать над укреплением материальной базы и первичного капитала.

«Вещевка», Ноябрьский район Города.

Гражданин Солнечного берега имел на крупнейшем оптовом рынке Города два стандартных металлических контейнера, в котором две бойкие девахи с, навечно впитавшимся в кожу «морозным загаром», с четырех часов утра до четырех часов пополудни, торговали продукцией от «братушек» — от, не к ночи помянутого, «Поморина», до кетчупа, популярного еще со времен СССР, с черноволосой красавицей вверху узкого горлышка бутылки. Бренди «Солнечный берег», «Плиска» и воняющая анисом водка «Мастика» тоже находил своих поклонников. И хотя прилавки заполнили яркие товары, якобы выпущенные в Америке или Западной Европе, продукция Солнечного берега по весьма умеренным ценам расходилась вполне бойко.

— Привет девчонки. — два парня в бандитской униформе — короткие кожанки из толстой свиной кожи, синие спортивные «адики» и разбитые кроссовки, бритые затылки, костистые лица — служили лучшей визитной карточкой: — А хозяин ваш где?

— Позже будет. — хмуро ответила одна из «девчонок».

— Ну нам искать его не досуг, передай, что завтра десять утра будем ждать его возле его подъезда.

— Передам. — равнодушно кивнула продавец — за себя она не волновалась, здесь была свои «контролеры» от местной «администрацией», и особых разборок на территории рынка не случалось, если не считать налетов дерзких пацанов с Кузбасса, которые обожали устраивать в плотной толпе «кипишь», бросив, к примеру, взрывпакет, после чего хватали, пользуясь паникой, все, до чего дотягивались загребущие руки, и покидали территорию рынка, чаще всего, через забор. Но кетчупы и зубные пасты этих ребят интересовали мало. Желающие «за потрещать» с хозяином тоже появлялись часто, в основном голодные ребята из сельской местности или городков-спутников, ничего из себя не представляющих, но жаждущих присосаться к какому ни будь «коммерсу», но эти ребята девушек тоже особо не беспокоили.

Парни еще немного потоптались около контейнера, рассматривая товар и ведя вполголоса какие-то подсчеты, после чего бесследно растворились в плотной толпе покупателей.

На следующее утро у подъезда дома, где квартировал иностранный купец, остановилась темно — зеленая «тойота» «бочка», из которой вышли два крепких мужика лет по тридцать, как большинство «линейных» «братков».

Парни покурили, стоя у машины и внимательно поглядывая по сторонам, затем из дома вышел «мой» коммерсант, и все трое сели в «Тойоту». В пятнадцать минут одиннадцатого иностранец вышел из машины, и вернулся домой, а иномарка, нервно развернулась на «пятачке», с пробуксовкой умчалась в сторону «Колизея». Непонятные типы «прокололи стрелку», я же был на месте и четко зафиксировал на фотоаппарат и «крышу» иностранного «коммерсант», и государственные номера автомобиля, на котором они передвигались. Преследовать я их не стал — слишком резко и нервно двигались по городским улицам ребятишки.